Интересная статья о внутрииндийском взгляде на Махатму Ганди и его личный выбор Гиты в качестве основы идеологии ненасилия.

Индуистская традиция и Ганди

     Автор: Канча Илайя

     28 марта 2008 г., Нью-Дели, «Шри-Ланка Гардиан»

     Махатма Ганди и его идеи в настоящее время обсуждаются на различных встречах в контексте 60-го года его убийства. Телеканал CNN-IBN 30 января провёл дебаты «Лицо нации» о значимости Ганди. Преподобный Джесси Джексон из США, который был приглашён правительством Индии прочитать ежегодную лекцию в память о Ганди, был в числе участников дебатов наряду с автором этой статьи и доктором Тридипом Сурудом из Ахмадабада, учёным и специалистом по Ганди.

     Во время дебатов обсуждались следующие вопросы: не была ли жертва Ганди напрасной? Принесло ли его ненасилие какие-либо плоды? Как нация смотрит на Ганди с одной стороны и на школу хиндутвы («индусскости», индуистского национализма) Натхурама Годзе, который убил его, с другой? Джесси Джексон чтит Ганди как проповедника и символ отказа от насилия во всём мире. Восхищение, которое афроамериканцы испытывают к Ганди, восходит к временам Мартина Лютера Кинга, который боролся за гражданские права чернокожих.

     Именно на фоне этого движения за гражданские права чернокожих появилось множество чернокожих лидеров, мыслителей, артистов и писателей. Даже появление Барака Обамы следует рассматривать в этом контексте. И Ганди, и Мартин Лютер Кинг были убиты в гуще их ненасильственной борьбы за свободу и права человека.

     Одно большое различие между ними в том, что ненасилие Ганди стремилось укорениться в индуистской этике, а ненасилие Кинга — в христианской. Эти две этики существенно отличаются друг от друга.

     По иронии судьбы, Ганди был убит индуистским брамином-читпаваном (разновидность смарта-браминов западного побережья, считающих себя одновременно и кшатриями-воинами), черпавшим вдохновение из того самого Рамы, которого поместил в сердце индуистского национализма сам Ганди. Это тот же самый Рама, образ которого оказался у истоков худшей формы насилия, которое несколько раз сотрясло Гуджарат и всю страну. Другими словами, Рама, который рассматривается в качестве героя, защищающего добродетельных людей, никогда не был героем ненасилия.

     И Годзе, и силы хиндутвы взывали к тому же самому Раме для оправдания националистического насилия с позиций индуистской культуры. Ганди постоянно носил с собой Бхагавад-гиту, и это та книга, которая в руках у его статуй. Гита как духовный текст была явлена в условиях насильственной войны, и эта книга проповедует участие в войне, а не ненасилие как таковое. Итак, что же общего у ненасилия Ганди и индуистского национализма, который он стремился построить?

     Ганди неоднократно говорил, что его идеал будущего индийского государства должен походить на Рамараджью, или царство Рамы. Что это подразумевает? Интеллигенция далитов-бахуджанов (внекастовых неприкасаемых-изгоев) со времён Махатмы Пхуле показала, что Рамараджья и Валираджья (Вали, обезьяноподобный сын Индры, современник Рамы и царь-шудра из низшей касты, был убит Рамой по просьбе его браминских гуру) представляют противоположные культурные системы и правление. Вали отстаивал равенство людей, в то время как Рама оправдывал существование кастовой системы.

     У Б. Р. Амбедкара (неприкасаемого, одного из лидеров национально-освободительного движения индийцев), который также был современником Ганди, не было покорного согласия с наследием Рамаяны и Махабхараты, и вместо этого он унаследовал буддийскую традицию. Буддийская индийская традиция выступает за подлинное ненасилие. Почему Ганди не обратился к буддийской традиции, чтобы стать вестником ненасилия? Буддийская традиция ненасилия понесла бы его весть в сообразном этическом и нравственном направлении.

     Будучи выходцем из семьи касты бания (торговой касты, и соответственно не относящейся к ортодоксальным браминам-священникам со всеми их обязательствами), он также мог выбрать и джайнскую традицию, потому как это была самая ненасильственная индийская традиция. Почему Ганди не выбрал ту традицию? Он решил остаться в рамках индуистской, потому как она казалась его семейной религией. Но противоречие между индуизмом и философией ненасилия по типу джайнизма совершенно очевидно. Ни Рама, ни Кришна не олицетворяли ненасильственную философскую традицию. Ганди вошёл здесь в глубокое противоречие.

     Он также проецировал статус нации как индуистский. Вместо этого ему следовало придерживаться религиозных верований лично и выносить индийский национализм за пределы религии. Ганди, к сожалению, объединил религию и политику, и нация продолжает платить высокую цену за это. Равно как он не удерживал в полностью светской области свой отказ от коллаборационизма с оккупационной британской администрацией и сатьяграху («стояние в истине», движение ненасильственного сопротивления). Всякий раз он обращался к индуистским символам. Именно он выстроил идеологическую основу для индуистского национализма.

     И именно тогда у Б. Р. Амбедкара и М. А. Джинны (отца-основателя Пакистана) появились огромные подозрения в отношении будущего для далитов (неприкасаемых) и мусульман. Далиты («угнетённые»), например, прошли через века индуистского насилия, и Ганди не мог бы отрицать связь между индуистским насилием и страданиями неприкасаемых. Гандийское ненасилие, таким образом, это нечто столь проблематичное, что из него невозможно было выстроить основу. В то время как Ганди проецируется как олицетворение ненасилия, Индия как нация привыкла ходить по трупам без какого-либо чувства утраты. Эта ситуация должна обеспокоить всех нас.

Кнопка 88х31 сайта bhagavadgita.ru